Мановары - элитная пехота Хадора, очень рослые люди в паровой броне
Воргои - северное кочевое племя, змеепоклонники и людоеды
Скутаторы, экземплары - различные ранги и специализации воителей Протектората Менота,
скидров, кхард, умбреец - бывшие племена людей, счас граждане Хадора. Отличаются обычаями и внешностью.
- И да славится Менот.
Слова древней молитвы разносились по большой полупустой церкви – у крестьян продолжалась весенняя пахота, и упускать время они не планировали. Вадим Белый, жрец Менота, грустно усмехнулся про себя, что если бы не паладин ордена Стены, сегодня церковь была бы почти пуста. Впрочем, если бы он читал проповедь одному человеку, разве не стоило бы стараться.
А ещё грусть навевала сама паладин. Слишком сильно она кривила губы, слишком подчёркнута была её вежливость, слишком чистыми были белые доспехи, слишком резким каспийский акцент. Аристократка могла очень стараться, но немолодой жрец понимал, насколько велика пропасть между сестрой Щита и его паствой. Она не могла и не собиралась их уважать и замечать более необходимого, не собиралась и понимать. Она сюда приехала за подвигом, а не за защитой, как ни грустно это звучало.
У Вадима заломило кости, как от порыва холодного ветра, и он со вздохом вышел из церкви. Далёкие горы виднелись на горизонте, и стареющие глаза попытались выловить на них красные шубы или на худой конец дымы костров того отряда зимней стражи, который ушёл туда вчера. Десяток уланов, полсотни пехотинцев и три телеги припасов – немалая сила, особенно увеличившаяся за счёт Ерна Шволле, который вызвался быть проводником и десятка ветеранов из их собственной деревни. Князь Волг требовал примерно наказать дикарей, ворующих скот и отвергающих Менота, и семь десятков солдат было вполне достаточно, чтоб перебить пару племён диких кочевников, говорил себе Вадим, но тревога не отпускала. А тут ещё паладин с её гордыней, застрявшая в церкви и молящаяся, как не в себя.
Вокруг простирался стандартный северный пейзаж - большая вырубка в невысоком лесу, круглое пространство, на котором топор победил, и следы его победы – десятки больших домов и частокол с двумя воротами. Церковь надзирала за селением и чисто физически, стоя на холме, с которого после победы над Моррдх скинули капище. Пробегающий вокруг холма тракт довершал картину. Минимум деревьев – сады не были в традициях косситов, составлявших большинство цивилизованного населения в Таманской волости. Нет канализации, всего один трактир, одна кузница и медик при казарме. И на дневной переход, добрых десять миль – единственный огонь Истины, воплотившийся в старой вере.
Святая, а вы много воргоев убили-Святая, а вы много воргоев убили?
Дети. Как обычно, для них всё внове. И сейчас паладнику тормошили вопросами, неизменно практическими, и грустно однообразными. Про тарнов, мордхцев и тамаритов её уже спросили, перебрав всех, кого упоминали как противников Менота и всех добрых людей. Сейчас южанка не ответила, погружённая в молитву, и Вадим выдохнул – вопрос о том, сколько она покарала моррованцев, пока не прозвучал. А к его величайшему сожалению, о чём он пытался говорить на проповедях, он прозвучит рано или поздно, потому что раны непонимания между двумя верами не зарубцевались и за тысячу лет, и среди детей и стариков вражда ещё жила. Она уходит в армии, но потом люди возвращались к своему труду и забывали о том, что Морроу тоже служат хорошие люди, стоящие между цивилизацией и тьмой.
-Менот, наш защитник и владыка, убереги нас от тьмы, открой нам глаза и зажги наши сердца праведным огнём, что бы мы могли стать рядом с тобой и не бояться.
От ворот донёсся скрип – для того, чтоб держать их нараспашку лето ещё не наступило, и пасущийся скот загоняли в огороженное село каждую ночь, а воротины для каждой, ещё редкой, телеги открывали отдельно. Обычно воротную стражу несли солдаты гарнизона, их же стараниями село обзавелось частоколом в два человеческих роста, но сейчас там сидели обычные деревенские парни, ожидающие начала страды. Северные ветры, дувшие последнюю неделю, делали их замерзшими и ленивыми – снег на полях держался из последних сил.
От ворот ехал фургон на одну лошадь. Тент, четыре колеса, одинокий мужичок, черноволосый и темнокожий скидров на козлах в потрёпанной зимней броне – униформу зимней стражи он скорее всего получил ещё когда служил, и не видел смысла менять. Оси поскрипывали, и Вадим удивился тому, как фургон сумел доехать – одной лошади для размытых дорог было маловато.
Ответ пришёл быстро и заставил говорить о путешественниках всё село. Из под тента медленно спустился мановар в броне, такой же старой как форменная шуба его приятеля. Он упёрся в телегу, котёл вышел на режим и с чмяканьем и плеском фургон проделал путь до церкви, внушив трепет и восхищение деревнским детишкам. Даже на лице южанки было заметно восхищение, а уж для обычных людей добрая косая сажень роста, огромные металлические плечи, турбина, из которой медленно поднимался сизый дым от сгорания угля были почти доспехами самого Менота. Немногие могли носить такой доспех, немногим из них Родина могла его доверить – но в Хадоре не было более уважаемых отрядов чем люди, сражавшиеся на равных с варджеками.
А потрясший всех гигант, не сказав ни слова, опустил тележные тормоза и поднялся обратно в фургон. Тот аж просел, хотя нагрузка и так была немалой. Мужичок с козел скатился вниз вертким угрём, поклонился церкви и начал распрягать лошадь, чистить её и паралельно распрашивать сбежавшуюся детвору, где тут можно переночевать и куда делись доблестные воины; ведь как он слышал здесь стоит аж целая сотня стражи! В обмен на эту информацию детвора услышала, что они с другом путешествуют в поисках рудных жил, служили на границе с Ордом, самого кучера зовут Врославом, а мановара Троем, но звать его не надо, захочет с ними поговорить сам спросит. Детвора в восхищении начала рассказывать всё что знала и не знала.